Человек — больше, чем справка

В Высшей школе экономики прошла последняя в этом сезоне встреча из цикла «Важнее, чем политика». Как и в прошлый раз, ее гостями стали представители общественных и благотворительных организаций. На этот раз речь шла об образовании детей с особыми потребностями самого разного рода.

Характеристика проблемы, или объект помощи

Некоммерческая организация «Вверх» вот уже более 14 лет работает с воспитанниками и выпускниками коррекционных детских домов и психоневрологических интернатов (ПНИ), помогая молодым людям учиться, расти и развиваться без оглядки на детдомовское прошлое. «Мы никого не агитируем идти в наш Центр, не распространяем рекламу, нам важно, чтобы ребята пришли к нам самостоятельно, — рассказывает сотрудник и преподаватель центра «Вверх» Юлия Наумова. — Важна их собственная мотивация, желание и готовность работать над собой. Это принципиальный момент».

Основная мотивация ребят, которые приходят в Центр равных возможностей «Вверх», — получить аттестат о среднем полном общем образовании. Почему это проблема? В 18 лет, как правило, воспитанники коррекционных интернатов и ПНИ получают справку об окончании школы 8-го вида (коррекционной), либо их вовсе признают «необучаемыми». Объем знаний, которая дает подобная школа, соответствует пяти классам обычной школы. Получив справку, ребята проходят комиссию, которая решает, способен ли человек вести самостоятельный образ жизни. Если да, молодому человеку дают квартиру на окраине Москвы и отпускают в свободное плавание.

«Ребята, долгое время привыкшие жить в коллективе, часто просто не представляют себе жизни в одиночестве. Отсюда странные случаи в их поведении, кто-то замыкается в себе, некоторые решают вопрос так: сдают квартиры, и все кучкуются у кого-то одного в гостях. Для тех, кто решил продолжить обучение, существуют специализированные колледжи, куда ребят распределяют без учета их собственных предпочтений в выборе профессии (по принципу «есть ли рядом общежитие»). Многие говорят, что не хотят работать по профессии, которую не имели возможности выбрать сами, — рассказывает Юлия Наумова. — Колледж платит стипендию (13 тысяч рублей) и до прошлого года имел право выдавать помимо диплома о среднем профессиональном образовании, еще и аттестат. Однако в прошлом году это право у колледжей забрали. Практика нашей работы за 14 лет доказала, что справка об окончании школы 8 вида — не приговор. Такие ребята способны и успешно сдают на общих основаниях ЕГЭ, ГИА и другие экзамены. Мы не оспариваем их диагнозов, но мы видим то, что видим. И если нам ясно, что человек совершенно спокойно решает задачи школьной программы, на каком основании мы должны ему отказывать? Мы не обладаем полномочиями выдавать аттестаты, но мы можем подготовить ребят к получению заветного документа, оказать поддержку, проконсультировать, помочь им социально адаптироваться».

Ксенофобия, помимо человеческого природного инстинкта, часто основана на невежестве

Ольга Николаенко
директор Центра адаптации детей беженцев при Комитете «Гражданское содействие»

Центр адаптации детей беженцев при Комитете «Гражданское содействие» работает с детьми, которых по тем или иным причинам не берут в российские школы вообще, и с теми, кто в школу попал, но плохо знает язык. На сегодняшний день это в основном беженцы из Сирии, Афганистана, Конго и Ближней Азии. Для первой категории детей в Центре существует «Как бы школа». «Это жест отчаянья, — говорит директор центра Ольга Николаенко. — Потому что мы не можем быть настоящей школой, у нас нет ресурсов. Но мы стараемся довести наших детей до обычной русской школы по уровню владения языком и другим знаниям».

Для детей второй категории (учатся в русской школе) в Центре существует функция сопровождения. Иными словами, после обычной школы ребенок едет в Центр, где ему объясняют пройденный материал, помогают выполнять домашние задания. По словам Ольги Николаенко, такая форма работы позволяет ребенку усваивать школьную программу с требуемой в обычной школе скоростью. Обычно после двух лет подобного сопровождения ребенок адаптируется и продолжает обучение в обычной школе уже самостоятельно.

«Проблема, с которой часто встречаются наши дети в русских школах, — это проявления ксенофобии. На мой взгляд, ксенофобия, помимо человеческого природного инстинкта, часто основана на невежестве. Мы не знаем историю других стран и не понимаем, откуда возникают беженцы. Другая проблема заключается в том, что сейчас в России практически не существует государственной программы работы с детьми беженцев. Некогда были школы русского языка, их было 12, на сегодняшний день осталось 3», — подчеркнула Ольга Николаенко.

Слабоумие или педагогическая запущенность?

После выступления Юлии Наумовой и Ольги Николаенко слушатели вечера поделились своим опытом работы и взаимодействия с «особенными» молодыми людьми.

Ирина Ясина, член президентского совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека:

Как некоторые дети попадают в ПНИ, я узнала, когда сама поехала инспектировать одно из таких заведений. Помню, там был мальчик, попавший в ПНИ в четырехлетнем возрасте (тогда его родителей лишили родительских прав). При распределении в интернат его спросили, какого цвета цыпленок. Ребенок, живя в городской квартире, никогда не видел цыпленка и ответил, что не знает. Вот так он попал в интернат для умственно отсталых детей. Самое печальное, что в России из всех детей, которые обучаются в интернатах-школах 8 типа, только четверть сироты, еще некоторое количество от родителей, лишенных родительских прав, и большая часть — дети при живых родителях, которые по тем или иным причинам желают получать пенсию и льготы за ребенка инвалида.

Нина Михайлова, научный консультант исследовательской группы педагогов Благотворительного Фонда «Большая перемена»:

Говоря о диагнозах, доверяйте прежде всего своим глазам. Когда к нам приходит человек из психоневрологического интерната, который практически не умеет ни читать, ни писать, а сейчас он с отличием заканчивает педагогический колледж для нормальных людей, думайте сами: то ли мы такие кудесники, то ли его педагогическую запущенность приняли за умственную отсталость. И таких примеров у нас много. И либо мы это видим, либо настаиваем на позиции, что в наших ведомствах никогда не бывает ошибок. Лично для меня конкретный человек и его история выше любой организационной структуры, какими бы регалиями она не обладала.

Елена Кобыща, член Межрегиональной тьюторской организации, федеральный эксперт:

Для нас не должно быть понятий «с особенностями» или «без особенностей», есть человек и задача наставника — увидеть те возможности вокруг, через которые человек может двигаться дальше, если у него есть на это запрос. Мы все время сталкиваемся с ситуацией, когда мы за человека, в силу своего профессионального знания, личностных отношений и так далее, решаем, что ему важно и как ему это важно. Но не стоит забывать, что развитие самого человека и то напряжение, которое он вкладывает в свое движение, меняет и его и окружающий мир вокруг.