Сто вопросов по НКО

26 января в Высшей школе экономики прошел семинар «Российский третий сектор: основные характеристики и условия деятельности», организованный Центром исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ГУ-ВШЭ. Добавлена видеозапись

Открыл семинар научный руководитель Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора (ГРАНС-центр) ГУ-ВШЭ, первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон, сообщив, что доклад директора Центра Ирины Мерсияновой по заявленной теме семинара носит обобщающий характер и основан на той работе, которую проводил ГРАНС-центр в течение минувшего года. «Доклад базируется, — сказала она, — на результатах двух всероссийских обследований негосударственных некоммерческих организаций, проведенных ГРАНС-центром летом и осенью 2009 года». Эти обследования проведены в ходе мониторинга состояния гражданского общества, который финансировался в рамках Программы фундаментальных исследований ГУ-ВШЭ и при поддержке компании «Evolution & Philanthropy».

Долгое время в России не было ясности в отношении того, какая часть российского некоммерческого сектора является реально действующей. Российские некоммерческие организации имеют аналоги во всем мире. Это некоммерческие и не подлежащие налогообложению организации в США, волонтерские организации в Великобритании, во Франции — организации социальной экономики, в Германии — организации общественного блага и тому подобные. А в Латинской Америке они называются, как и в странах Восточной Европы, неправительственными организациями. Из данных доклада видно место российских НКО на международной арене в сравнении по целому ряду показателей.

По данным Росстата, сообщила докладчица, общее количество негосударственных некоммерческих организаций в России составляло на 1 января 2009 года 360 тысяч. «Именно от этой цифры мы и отталкиваемся, характеризуя российский сектор НКО, и для того, чтобы очертить границы реально действующего сектора». Так вот, из общего количества формально зарегистрированных организаций реально действующими являются примерно 38 процентов, то есть 136 тысяч организаций. Это выяснилось с помощью метода так называемого сплошного наблюдения. Было проведено 5 тысяч такого рода наблюдений, что и позволило исследователям быть предельно точными в оценке.

Что касается структуры того российского некоммерческого сектора, который рассматривается в качестве сегмента гражданского общества, то она достаточно сложная. Во многих странах самыми распространенными организационными формами НКО являются кооперативы, ассоциации или фонды. В российском третьем секторе организационно-правовых форм НКО намного больше. Самая многочисленная из них — это общественные организации (составляют примерно половину от числа всех НКО).

Практически половина организаций российского НКО функционирует в сфере оказания социальных услуг, культуры и рекреации, правозащитной и иной общественной деятельности. На остальные девять направлений деятельности НКО приходится также почти половина организаций, но все же в качестве основных выделяются три направления. «Надо заметить, что, по сообщениям наших респондентов, у многих организаций, а таковых 15 процентов, поменялась направленность деятельности под влиянием экономического кризиса 2009 года», — сказала И. Мерсиянова, добавив, что скоро должна выйти в свет книга в серии «Мониторинг гражданского общества», подготовленная экспертами ГРАНС-центра, в которой будет более подробно представлена и тематика кризиса и его воздействие на некоммерческий сектор России.

Если говорить о территории, на которой российские НКО осуществляют свою деятельность, то примерно половина организаций действует в пределах территорий органов местного самоуправления, в конкретных муниципальных образованиях. В условиях ограниченности ресурсов многие НКО становятся партнерами органов местного самоуправления. «Замечу, что под влиянием экономического кризиса у большинства организаций не изменилась территория деятельности, но, все же, у каждой десятой НКО такое изменение произошло».

Руководители НКО характеризуют их отношения с органами местного самоуправления как отношения сотрудничества, и об этом уверенно говорят 27 процентов опрошенных. «Это важно, поскольку подтверждает нашу гипотезу о том, что органы местной власти являются именно партнерами НКО в решении вопросов местного значения». Более половины руководителей говорят, что органы местного самоуправления помогают им в их деятельности. Конечно, региональным и федеральным органам власти трудно поддерживать с НКО именно такого рода партнерские отношения, как органам местного самоуправления, при решении вопросов местного значения. «Но налицо существенный разрыв между теми формами взаимодействия органов власти с НКО, которые сами же руководители НКО выделяют как в наибольшей степени отвечающие интересам их организаций, и формами взаимодействия, которые применяются на практике». Так, муниципальные гранты отмечаются как форма, наиболее отвечающая интересам НКО, но при этом лишь 13 процентов НКО в России получают муниципальные гранты от органов местного самоуправления. Точно такой же разрыв наблюдается и во взаимоотношениях с региональными органами власти.

Каковы трудовые и добровольческие ресурсы НКО? В ходе опросов выяснилось, что у 36 процентов российских НКО вообще нет сотрудников, а примерно у трети организаций их не более пяти человек. Но если иметь в виду, что большинство российских НКО — это организации местные, малочисленные, решающие свои местного же «размаха» проблемы, то такого рода организации с пятью сотрудниками могут представать «в виде уже достаточно серьезной структуры». Что получают за свой труд эти сотрудники? «Когда мы в 2007 году спрашивали руководителей НКО, что же стимулирует наемных сотрудников работать лучше, то 40 процентов отвечали, что заработная плата, а 34 процента сослались на «лирического порядка вещи» — желание быть полезным обществу, помогать людям, работа среди единомышленников». А в этом году, заметила И. Мерсиянова, руководителям НКО был задан прямой вопрос: «Каковы размеры месячной заработной платы сотрудников вашей организации за последние полгода?». «Примерно 40 процентов сказали, что у них зарплат нет вообще, или же затруднились ответить на этот вопрос, либо отказались отвечать». Однако если обратиться к средним цифрам, то размер ежемесячной заработной платы в НКО составляет 8133 рубля. А средняя заработная плата по стране была в период, когда проводилось исследование, примерно 18 тысяч рублей. В среднем в НКО ежемесячная заработная плата самых высокооплачиваемых сотрудников выше, чем ежемесячная заработная плата самых низкооплачиваемых сотрудников в 1,8 раза. В каждой пятой российской НКО, или в 20 процентов обследованных организаций, зарплата уменьшилась под влиянием экономического кризиса. Чаще всего средний размер зарплаты уменьшился в общественных организациях и фондах, в НКО, зарегистрированных в период с 1986–1995 годы, тех, кто оказывал больше безвозмездных услуг, и тех, кто низко оценивал свою деятельность в прошедшем году. При этом каждый четвертый руководитель НКО убежден, что все его сотрудники смогли бы найти работу в другой организации с более высокой оплатой труда.

В российских НКО по найму на условиях полного и неполного рабочего дня трудится примерно 1,13 процентов экономически активного населения России. Если этот показатель пересчитать в терминах эффективной занятости в течение полного рабочего дня и 40-часовой рабочей недели, то доля занятых в российском некоммерческом секторе составляет 0,89 процентов численности экономически активного населения. Занятость в некоммерческом секторе России носит в основном характер полной занятости — 82 процента сотрудников НКО работают полный рабочий день, то есть 40 часов в неделю. Частично занятые сотрудники НКО работают в среднем по 17 часов в неделю. Среди развитых стран Россия по этим показателям некоммерческого сектора занимает последнее место. Но речь ведь идет об экономически сильных странах с развитым некоммерческим сектором, с устоявшимися формами контрактных взаимоотношений государства с НКО. А вот Румыния идет по этому показателю после России.

Эти данные рассчитывались во взаимодействии с коллегами из Центра исследований гражданского общества университета Дж. Хопкинса (США), который является партнером ГРАНС-центра в рамках проекта сравнительных исследований некоммерческого сектора.

Но тут следует отметить, что в российский некоммерческий сектор (в отличие от того, как принято в западных странах) не включены больницы, зоопарки, библиотеки и другие некоммерческие организации, являющиеся традиционно в нашей стране государственными и муниципальными. Вот почему в ряде стран занятость в НКО так высока. Ведь там наличествуют другие формы их взаимодействия с государством, другие формы поддержки со стороны государства, «и работающие в НКО люди занимают не менее достойное место, как если бы они работали, например, в какой-то коммерческой структуре».

Если рассматривать вопрос о добровольчестве, то видно, что 76 процентов российских НКО в той или иной мере используют труд добровольцев. Но потенциал и реальные возможности некоммерческих организаций в настоящих условиях по использованию труда добровольцев весьма слабые. «Эмпирически установленный факт состоит в том, что россияне вовлекаются в добровольческую деятельность как в повседневную практику на бытовом уровне достаточно хорошо и активно — практически 70 процентов граждан России мы характеризуем как бытовых добровольцев. Но когда речь заходит о данных по вовлеченности россиян в добровольчество через некоммерческий сектор, то эти цифры катастрофически уменьшаются». Цифры таковы: общий уровень вовлеченности в добровольческую деятельность в некоммерческом секторе в 2008 году составлял 3,2 процента от численности экономически активного населения (3,02 от числа занятых в экономике). В среднем добровольцы работают в НКО 26 часов в месяц. В пересчете на полную занятость трудовые ресурсы добровольцев равны 0,43 процентов численности экономически активного населения, или 0,46 процентов от числа занятых в экономике. А если бы труд добровольцев оплачивался так же, как труд наемных сотрудников НКО, то стоимость ресурсов добровольного труда в некоммерческом секторе составила бы 14,5 миллиардов рублей.

Наши добровольцы в некоммерческом секторе по численности существенно отстают от развитых стран. Данные мегаопросов населения по технологии Георейтинга, проведенных в ноябре-декабре 2009 года ГУ-ВШЭ совместно с Фондом «Общественное мнение», помогают понять причины такого положения дел. Во-первых, люди не доверяют НКО. Всем типам НКО доверяют лишь 5 процентов россиян, никаким типам НКО не доверяют 25 процентов россиян. Чаще всего люди доверяют обществам по защите прав потребителей, но доля доверяющих лишь 11 процентов. Во-вторых, причины в неинформированности. Ведь 21 процент респондентов не знает и не слышал ни о каких типах НКО. По отдельным видам НКО информированность не более 50 процентов (однако в Москве доходит и до 80 процентов).

Директор ГРАНС-Центра Ирина Мерсиянова

Можно констатировать, что пока мало граждан вовлечено через НКО в добровольчество, и эту ситуацию, по мнению И. Мерсияновой, надо менять. Ко всем этим данным, заметил в связи и этим Л. Якобсон, надо подходить с известной осторожностью. Ведь чем более развит некоммерческий сектор в той или иной стране, тем более там поставлен учет. В России долгое время такого налаженного учета не было. И позади России в рейтингах на самом-то деле еще много стран, но это просто еще не отражено в статистике.

Перейдя к теме об основных проблемах функционирования российских НКО (в 2009 году по сравнению с 2007 годом), И. Мерсиянова указала, что сейчас участники опросов чуть больше говорили о нехватке средств и материальных ресурсов (это и объяснимо в условиях кризиса), о недостаточном внимании со стороны возможных спонсоров, прежде всего — коммерческих структур. Каковы источники финансирования НКО, притом что эта проблема стояла наиболее остро в период кризиса? Для 42 процентов НКО таким источником являются членские взносы, хотя они и небольшие и не способны обеспечить финансовую устойчивость. В целом, в российском третьем секторе структура доходов «скошена» в сторону различного рода платежей и пожертвований. Доходы от органов власти составляют лишь 16 процентов (имеются в виду как платежи по контрактам с органами власти, так и гранты). Большинство российских НКО оказывают различного рода услуги. В основном, это консалтинговые, информационные, услуги по проведению различных конференций, образовательные и просветительские. Такого рода услугами занимается каждая вторая российская НКО. При этом практика оказания услуг только за плату в российских НКО вообще не распространена. По отдельным услугам доля НКО, оказывающих данные услуги только за плату, составляет от одного до трех процентов! Получателями этих услуг чаще всего являются молодежь, местные жители, дети школьного возраста, инвалиды, пожилые люди и малообеспеченные слои населения.

Но если российские НКО предоставляют услуги бесплатно, то каким образом они компенсируют свои расходы на оказание этих услуг? Это опять же — членские взносы, добровольные взносы и пожертвования со стороны частных лиц, финансирование из местных муниципальных бюджетов (у каждой пятой НКО идет возмещение этих затрат за счет муниципальных грантов, либо по договорам с органами власти) доходы от реализации товаров и услуг (20 процентов). Российские НКО ожидают большей помощи от органов местной власти, органов власти субъектов Федерации. От Общественной палаты Российской Федерации помощи ожидают 12 процентов НКО, а от региональных Общественных палат — лишь 6 процентов НКО. Помощь невозможна без прозрачности и открытости. В 2009 году число руководителей НКО, говоривших, что практика открытости может закрепиться, выше, чем это было в 2007 году. НКО рассчитывают на усиление их роли в процессе принятия органами власти каких-то решений.

Затем в адрес И. Мерсияновой последовали многочисленные вопросы, свидетельствовавшие, что сама тема проведенного исследования, затронутые в ходе опросов проблемы, имеют большое значение для дальнейшего развития гражданского общества и деятельности некоммерческого сектора как главного сегмента такого общества.

«Как осуществлялось упомянутое в докладе сплошное наблюдение, как делалась выборка?» — поинтересовался Вячеслав Бахмин, консультант Фонда Чарльза Стюарта Мотта. «Общий объем выборочной совокупности у нас каждый раз составляет тысячу НКО, — ответила И. Мерсиянова, — но сама процедура отбора негосударственных и некоммерческих организаций позволяет говорить, что эта тысяча представляет именно работающую часть некоммерческого сектора. Отбор проходит три ступени: на первой ступени происходит типологизация субъектов Российской Федерации, когда мы их делим на группы по трем параметрам: по экономическим показателям, по уровню урбанизации и по численности НКО. Таким образом, все субъекты делятся на пять групп, внутри которых отбираются те, которые по своим статистическим характеристикам наилучшим образом представляют свою группу, и затем отбираются тридцать три субъекта из более чем восьмидесяти. Далее проводится отбор на квотной основе, когда квотирование производится по двум основным признакам: организационно-правовая форма НКО и год официальной регистрации НКО. В 2007 году основой для отбора были реестры, которые мы получали из Росрегистрации. Были получены все реестры практически всех субъектов РФ и с помощью нашего постоянного партнера, консалтинговой компании «MarketUp», осуществляли опросы и провели сплошное наблюдение в 2007 году, когда именно сплошным методом, по этим самым реестрам, опрашивали организации: продолжают ли они существовать, как и где они действуют и тому подобное. В рамках такого сплошного наблюдения выборка составила около 5 тысяч организаций. И благодаря именно этому были вычислены 38 процентов реально работающих организаций».

Один из вопросов Нодари Хананашвили, вице-президента Национальной ассоциации благотворительных организаций, касался упомянутых в докладе грантов органов государственной власти — ведь с 2008 года такое понятие в Бюджетном кодексе РФ отсутствует. По его мнению, процент реально действующих НКО заметно меньше, чем 38 процентов, приведенных в докладе. Насколько точно отражена реальность в этом случае на основе декларируемых сведений? «На основе уже упомянутых реестров было выяснено, что реально действующих НКО, которые подают признаки жизни, именно 38 процентов. Но кто из них "активно действующий" или "пассивно живущий"? Это будет предметом будущих исследований», — сказала И. Мерсиянова. «Нам, конечно же, надо пытаться перепроверять разными методами те или иные полученные данные, — включился в ответы на вопросы Л. Якобсон. — Но в данном случае речь действительно идет о тех, кто подает признаки жизни, кто существует. Здесь, впрочем, есть и еще один аспект проблемы, которым надо заниматься, хотя это совсем не просто, поскольку требует масштабных сопоставительных исследований. Мы пока еще не очень представляем себе особенности жизненного цикла НКО, в том числе особенности этого цикла на разных территориях. Я часто на нашем семинаре повторяю, что если сопоставлять то, что мы знаем об НКО, с тем, что мы знаем о предприятиях, мы сразу же поймем, что находимся в самом начале пути. Но надо продвигаться вперед, и что-то мы уже и наработали». «Что касается грантов, — продолжила ответ на вопрос И. Мерсиянова, — то нам просто хотелось выражаться на понятном языке». «Кстати, быть может, — последовала реплика Л.Якобсона, — удастся и восстановить понятие гранта в Бюджетном кодексе, работа над этим ведется, шансы есть».

О грантах задал вопрос и ректор Югорского государственного университета Борис Рудник: «Вот все говорят, "гранты, гранты"... А что субсидий нам не хватает? Считаете ли вы, что бюджетное законодательство позволяет сегодня государству реально помогать НКО без этого слова "гранты", под которым кто что хочет, то и понимает? Или же бюджетное законодательство сегодня действительно сдерживает развитие третьего сектора?».

Первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон

«Конечно, развитие третьего сектора на сегодня сдерживает не столько бюджетное законодательство, сколько весьма ограниченный объем средств, который из консолидированного бюджета поступает в этот сектор, — ответил на этот вопрос Л. Якобсон, — То, что поступает, худо-бедно удается распределять, притом что форма субсидий не лучшая для проведения грантовых конкурсов, она просто неадекватная. С некоторым насилием над логикой Бюджетного кодекса все это можно делать, это не является принципиально невозможным. Но, как и всегда, когда нужно насиловать логику какого-то института, возникает вопрос о его совершенстве или дополнении другим институтом. Такого рода предложения отчасти уже подготовлены, отчасти готовятся, и мое ощущение таково, что эта проблема будет решена в скором будущем».

«Когда мы говорим о структуре доходов некоммерческого сектора, то полагаем, что добровольческий труд является источником доходов. В вашем же докладе не учтены данные о реальном вкладе добровольчества в доходы НКО. С чем это связано?» — спросила Галина Бодренкова, ведущий консультант Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Госдумы РФ. «При подготовке доклада и проведении исследования мы использовали методику проекта сравнительных исследований некоммерческого сектора с тем, чтобы результаты были сопоставимы с данными по другим странам. Когда мы давали разбивку по одиннадцати градациям, то делали это именно по международной методике и задавали вопрос: "Из каких источников и в какой форме получила средства ваша организация в 2008 году?". И в этой методике добровольцы не указаны. Добровольцы, согласно этой методике, учитываются отдельно», — ответила И. Мерсиянова.

Вопросы и замечания прозвучали со стороны постоянного участника семинара Елены Абросимовой, доцента кафедры коммерческого права юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, которая, в частности, высказала убеждение, что на сегодня членские взносы в НКО в России являются категорией пожертвования, и если исходить из этого, то тогда картина доходов НКО, представленная в докладе, несколько изменится. А это важно, поскольку представленное исследование, по словам Абросимовой, «замечательное, фундаментальное, и наверняка многие ученые начнут его цитировать». Владимир Балакирев, директор по развитию компании «Процесс Консалтинг», задал вопрос о том, почему в организационно-правовых формах организаций третьего сектора общественные и религиозные организации рассматриваются вместе. «Их разделение невозможно, потому что в статистике Росстата общественные и религиозные организации проходят вместе, а мы приводим в своем докладе официальную статистику», — пояснила И. Мерсиянова. В развитие темы Г. Бодренкова заметила: «Минюст учитывает на сегодня порядка 22 тысяч религиозных организаций. А почему не учтены спортивные организации?» «По международной классификации спортивные организации относятся к направлению "культура и рекреация"», — ответила Мерсиянова.

Н. Хананашвили обратил внимание на то обстоятельство, что НКО взаимодействуют с экспертным сообществом хуже, чем с кем-либо, даже с властью, над чем следует задуматься. Видимо, в этом виноваты обе стороны. Ведь без взаимодействия с экспертами НКО никогда не достигнут высокого профессионального уровня... «Абсолютно точно, — поддержал эту точку зрения Л. Якобсон, — Проблема острая, и действительно вина лежит на обеих сторонах. Здесь я бы больше даже сказал об экспертном сообществе, которому просто неинтересна работа с НКО. И это вообще плохо... Наши исследования в рамках мониторинга выявили не очень благополучное состояние экспертного сообщества в целом, и его взаимоотношения с гражданским обществом в особенности. Экспертному сообществу надо в первую очередь задуматься над вопросом: "С кем вы, мастера культуры"»...

Затем участники семинара высказали свои оценки представленного доклада, которые, в общем-то, прозвучали уже во время задававшихся вопросов, но были несколько четче детализированы. «Я считаю чрезвычайно актуальным развитие инфраструктуры данного исследования, — заметил Н. Хананашвили. — Охват исследования весьма широк, и даже по количеству прозвучавших вопросов видно, что внутри него можно брать любую "точку" и по ней разворачивать самостоятельное исследование... Скажем, помимо тех платежей, которые можно отнести к пожертвованиям, я могу найти пожертвования, которые смело можно отнести к платежам. Какие-то понятия нам следует изучать более подробно с тем, чтобы в целом интегральное исследование было более точным и ясным. Проблема еще и в том, что у нас, в России, нет экспертного сообщества. У нас есть большое число специалистов, занимающихся затронутой в докладе темой, но как сообщество они себя не осознают, не самоидентифицируют. И это одна из причин того, что эксперты не очень интересуются делами НКО». Касаясь затронутой в докладе проблемы доверия граждан к НКО, оппонент заметил, что «в России существует серьезная проблема общественно-гуманитарной непросвещенности людей. Сейчас на уровне государства говорится о значимости технической модернизации, но при этом мы не говорим, что нам очень нужна гуманитарная модернизация. Вместо этого мы имеем не модернизацию, а единый государственный экзамен. Это трансформация без модернизации. Или модернизация без гуманизации. В данном случае отражением неинформированности граждан относительно того, что происходит в общественном пространстве, является непонимание того, что происходит в столь значимом для нашей страны пространстве». На это замечание откликнулся Л. Якобсон: «Действительно, у нас с экспертным сообществом не все хорошо. Потому что оно — не сообщество, — сказал первый проректор ГУ-ВШЭ. — Потому что люди не референтны друг к другу, что и показывает наше исследование. Для них референтна власть, отчасти — СМИ, в меньшей степени — научное сообщество. Отсюда проистекают деформации экспертной работы. И власть от экспертов не всегда получает честные ответы на вопросы. И некая самоорганизация в экспертной среде — это задача настоятельнейшая, хотя и трудно решимая. Мне кажется — хотя я не готов это утверждать на бумаге, — что если в 1990-ые годы самоорганизация была направлена скорее сверху вниз, когда более продвинутые слои общества самоорганизовывались, взаимодействовали с донорами, то сейчас в каком-то смысле пирамида перевернулась. Это, вообще-то, хорошо, потому что что-то, пусть не всегда цивилизованно, культурно, но рождается снизу. Но наверху какие-то из тенденций тревожны. Это, быть может, временно, это надо исследовать, здесь есть предмет для размышлений и обсуждений».

На этой же проблематике остановился и Загиди Махмудов, председатель Ассоциации молодежных организаций Республики Дагестан. «Вот говорится, что нет экспертного сообщества, — сказал он. — Но ведь есть сформированная на базе третьего сектора Общественная палата РФ. Там действуют эксперты, помощники, члены Палаты. По республике Дагестан ситуация достаточно интересная, в комитете, который занимается молодежью, средний возраст — 55–59 лет, а 80 процентов членов Палаты — это преподаватели вузов, заведующие кафедрами, где-то процентов 17 — это представители профессиональных союзов и два-три процента — скорее всего случайно попавшие профессионалы из сферы социальной деятельности, практики-общественники. Мы чувствуем потребность в экспертах. Но ведь есть система, названная Общественной палатой. Возможно, не мне судить об ее функциональности, но ведь именно Общественная плата и может играть роль экспертной базы, а сейчас она стала немножко другим элементом, мне, честно говоря, не до конца понятным».

Семинар "Российский третий сектор: основные характеристики и условия деятельности"

«Речь ведь не идет о том, что вообще всюду — мрак, — отреагировал первый проректор ГУ-ВШЭ. — Люди работают, но когда мы говорим о сообществах, то мы говорим и о некоторой требовательности друг к другу, необходимости обсуждений. Происходит ли так в Общественной палате? Мне кажется, что там что-то получается, пусть и неидеально. Но ведь и дело-то новое, существует и негативное отношение к Общественной палате, которая является скорее органом, репрезентирующим разнообразные течения, организации в нашем гражданском обществе. И это очень полезно. Зеркало и отражает то состояние, которое есть, а чрезмерные требования к Общественной палате были бы неправильны. Ведь и в самом гражданском обществе есть разные течения — правозащитники, религиозные лидеры, и они представлены в Палате. Сейчас же речь идет о тех, кто более или менее профессионально заняты собственно экспертной деятельностью, и они тоже делают что-то полезное. Но ощущения сообщества, того, что "ты и я — одной крови" им недостает. А это уже не очень хорошо, ибо качество все-таки обеспечивается взаимной требовательностью, взаимным акцептованием работы».

«Проделана колоссальная работа, исследование весьма интересно, — сказала Нина Потявина, заместитель начальника управления статистики цен и финансов Росстата. — Результаты исследования, конечно же, необходимы для нашего гражданского общества. Ведь очень многие представители НКО не понимают своей роли в обществе и не понимают вообще, зачем нужна информация о них». Исследование полезно и с точки зрения Росстата, который тоже проводит свои исследования, отметила Н. Потявина, но ведь не все хотят заполнять бланки этих обследований. Например, если говорить о профсоюзных организациях, политических партиях, то они «еще как-то отчитываются». «Но если говорить о религиозных организациях, то не все они относятся к этому ответственно, — добавила она. — И что самое интересное: практически все конфессии заполняют бланки нашей формы отчетности, за исключением Русской православной церкви. Это самая сложная ситуация. Работать с некоммерческими организациями нужно, сегодня они представляют огромный сегмент нашего общества, а вот информации о них весьма мало. И то, что нам сегодня было представлено, — результат огромной и весьма нужной работы. Главное, чтобы итоги этой работы не лежали где-то на полке, а использовались при совершенствовании законодательства по НКО».

В ответ на это пожелание Л. Якобсон заметил, что материалы и результаты работ, проделываемых экспертами Высшей школы экономики в содружестве с учеными-коллегами из других институтов и организаций, передаются, в том числе, и Президенту РФ Д. Медведеву, что, «как мы надеемся, уже повлияло на принятие некоторых решений».

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Ивана Морякова

Видеозапись семинара «Российский третий сектор: основные характеристики и условия деятельности»